А.Заблоцкая. Коронованная Артемида.

Напомню читателям: Артемида – греческая богиня охоты. Вооруженная луком, сопровождаемая сворой собак, она проводила свою жизнь в полях и лесах в непрерывной охоте. Само слово «Артемида» имеет разные значения: «медвежья богиня», «владычица», «убийца». Когда речь заходит о русской императрице Анне Иоанновне, невольно вспоминается и языческая богиня охоты, и различные смыслы самого имени богини.
Дело в том, что охота, стрельба и оружие занимали одно из важных мест в жизни Анны. Племянница Петра I, дочь его старшего брата, болезненного и слабоумного Ивана, Анна неожиданно для себя и страны оказалась на русском троне и просидела на нем 10 лет (с 1730 по 1740), управляя своим «медвежьим царством» с помощью, или, точнее, посредством своего фаворита – знаменитого Бирона. Собственно, фаворит-то и правил страной, а Анна за его крепкой спиной могла спокойно жить в своем мире, довольно узком и примитивном. И в этой, весьма комфортной для нее жизни, она беспрепятственно могла предаваться своим страстям. Их было три, главные: кроме той, о которой мы уже упоминали, были еще две, – страсть к шутам и, самая нам понятная, страсть к обер-камергеру, курляндскому герцогу Эрнесту Иоганну Бирону.
Пристрастие к оружию, к стрельбе, к охоте было необычным для московской царевны, родившейся в Крестовой палате Московского Кремля и выросшей в Измайлове – старом загородном дворце Алексея Михайловича. После смерти царя Ивана сюда переселилась его вдова, умная и красивая царица Прасковья с тремя дочерьми: пятилетней Катериной, трехлетней Анной и двухлетней Прасковьей. Вокруг дворца, тянулись тихие пруды, по берегам которых цвели фруктовые сады. Так и видишь трех царевен, одетых в яркие платья, гуляющих по дорожкам сада. Так и слышишь пушкинское: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком...». И как пушкинские строчки переносят нас в мир старины, так и «Измайловский двор, - по словам историка, - оставался островком старины в новой России».
Здесь, в Измайлово, дед Анны, Алексей Михайлович, страстный охотник, часто предавался любимой потехе русских царей – травле медведей, волков и других хищников собаками. И Анна могла бы унаследовать от деда эту страсть. Но охотничьи увлечения Анны были иные - ее привлекала не сама охота, а стрельба по живой мишени. В окрестностях Петергофа были устроены большие загоны, куда со всей страны свозили разных зверей и птиц. Прогуливаясь по парку, «охотилась» в этих загонах «российская Артемида», и убить зверя в них ей, прекрасному стрелку, не составляло труда.
Был введен еще один вид охоты - из «ягт-вагена». Особый экипаж ставился посреди поляны, на нее сгоняли дичь с окрестных лесов. Эта дичь, попадая на поляну, оказывалась в парусиновом коридоре, сужавшемся перед «вагеном». «Охотники», сидевшие в нем в полной безопасности, могли спокойно убивать диких животных. И в одном из номеров «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1739 год сообщалось, что императрица за летний сезон убила 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабанов, одного волка, 374 зайца, 608 уток и 16 чаек – всего 1024. Но так много зверей под Петербургом уже не было, и царские указы о ловле птиц и зверей рассылались по всей стране. «Наша монархиня, - читаем мы в одном из номеров газеты, – ... изволит всякий день после обеда в мишень и по птицам на лету стрелять». Или: «Во время пути изволила Е.в. ...стреляньем по птице и в цель забавляться». «Стрелять всегда, стрелять везде – из любого положения, при первом удобном случае» – таков был лозунг нашей Артемиды», – пишет современный историк Евгений Анисимов.
Документы не объясняют этого увлечения императрицы. Что это? «Комплекс амазонки»? Отклонение от нормы? Мужские черты заметны были и во внешности Анны - об этом в один голос говорят современники. Испанский дипломат герцог де Лириа: «Императрица Анна толста, смугловата, и лицо у нее более мужское, нежели женское». Граф Э.Миних: «Станом она была велика и взрачна... Сложением тела она была крепка и могла сносить многие удручения». Графиня Наталья Шереметева, в замужестве Долгорукая, которой Анна сломала жизнь, отправив ее вместе с мужем в Сибирь, и через 30 лет помнила то отталкивающее впечатление, которое на нее произвела императрица при первом свидании: «... престрашнова была взору, отвратное лицо имела, так была велика, когда между кавалеров идет, вся головою выше и чрезвычайно толста». Эта мужеподобность, массивность, неподвижность проступают и на немногочисленных портретах Анны Иоанновны, дошедших до нас.
Чтобы объяснить эти отклонения у Анны, мы, вероятно, должны призвать на помощь психоаналитиков XX века. Но – не будем, Не такого масштаба эта фигура, чтобы пытаться разгадать тайну ее личности. Собственно, и тайны-то не было. И если бы не прихоть судьбы, вернее, кучки дворян, которые надеялись прибрать Анну к рукам и самим править страной, то не запомнила бы русская история ее имени. Но она стала самодержицей огромной страны, в которой царская власть считалась божественной по своей природе. И сама она претендовала на роль «Матери Отечества». Однако трудно отнести императрицу Анну Иоанновну к государственным деятелям - у нее не было понятия о том, как следует управлять государством. В который раз уже не везло России!
Но вернемся к увлечениям Анны. Если охота и стрельба – занятия странные и необычные для женщины XVIII века, то многочисленные шуты, приживалки, блаженные при дворе Анны были вполне традиционны. Так было при дворе ее матери, царицы Прасковьи Федоровны. Шутами был наполнен двор «царя-дядюшки» Петра I. Наблюдавший шутовские развлечения при дворе Анны иностранец описал одну из забав: «Часто заставляла их производить между собою драку, и они таскали друг друга за волосы и царапались даже до крови. Государыня и весь ее двор, утешаясь сим зрелищем, помирали со смеху».
А чего стоили дикие шутовские свадьбы! Особенную известность получила свадьба шута князя М.А.Голицына зимой 1740 года в знаменитом ледяном доме. Шутами по воле императрицы становились представители знатнейших русских фамилий – князья М.Голицын и Н.Волконский, граф А.Апраксин. Но ни они сами, ни императрица не считали назначение в шуты оскорблением дворянской чести – это была своего рода служба. А шутовские забавы представляли традиционную жизнь, вывернутую наизнанку, и это чрезвычайно смешило зрителей.
Естественно, были увеселения и другого рода: балы, маскарады, праздники, продолжавшиеся до десяти дней. Содержание двора Анны стало в 5-6 раз дороже, чем двора Петра I. «Ваше превосходительство, вы не можете вообразить себе, – писал английский посланник, – до какого великолепия дошел русский двор, несмотря на то, что в казне нет ни гроша, а потому никому не платят». Впрочем, во все времена отмечали иностранные наблюдатели безудержную роскошь и восточную пышность русского двора.
Мы упомянули еще об одной страсти Анны – к герцогу Курляндскому Бирону. Анна всецело находилась под его влиянием. Она буквально была тенью своего фаворита, его вкусы были ее вкусами. Бирон не любил темные цвета – и весь двор Анны одевался в пестрые и яркие. Бирон обожал лошадей – и императрица полюбила их. Он был баснословно богат, – одних драгоценностей у его жены было на сумму свыше 2 млн червонцев. Жена Бирона, фрейлина двора Анны, была моложе мужа на 13 лет. Болезненная, уродливая, горбатая, она имела от мужа троих детей, но упорно говорили, что матерью младшего сына Карла Эрнеста была сама Анна. Во всяком случае, когда Анну выбрали в императрицы и срочно вызвали из Курляндии в Москву, она поехала налегке, но взяла с собой малыша 1 года и 3-х месяцев Карла Эрнеста. И он всегда был с ней рядом, стремительно делая придворную карьеру. Словом, серьезные историки такой возможности не исключают.
Можно сказать, что Анна прожила три жизни: московско-измайловское детство в тишине и благолепии – до 15 лет. Затем 2 года в сыром и неуютном Петербурге, откуда перебралась, по воле своего грозного дяди Петра Алексеевича, в Герцогство Курляндское, в Митаву. Там она до 37 лет влачила жалкое существование как вдова курляндского герцога Фридриха Вильгельма. Жены из нее не получилось – молоденький 17-детний герцог умер на первой же станции на пути в Курляндию. Говорят, он умер с перепоя, так как накануне вечером состязался в пьянстве с самим Петром.
И снова Петербург – но теперь курляндская герцогиня превратилась из бедной родственницы в русскую императрицу. Предлагая ее кандидатуру на трон, Дмитрий Михайлович Голицын на заседании Совета, собравшегося сразу после смерти Петра II, сказал: «Она еще в брачном возрасте и в состоянии произвести потомство, она рождена среди нас и от русской матери, в старой хорошей семье, мы знаем доброту ее сердца и прочие ее прекрасные достоинства, и по этим причинам я считаю ее самой достойной, чтобы править нами».
Князь Голицын хитрил, – он, как и другие члены Совета (так называемые «верховники»), надеялся, что править Россией будут они, а Анна будет осуществлять декоративные функции. Но нет, не была еще Россия готова
к ограничению самодержавия, хотя бы и верхушкой аристократии.
Что же касается «прекрасных достоинств» Анны Иоанновны, то в действительности она была капризной, мелочной, жестокой, мстительной и не очень умной женщиной. Поступки и поведение ее говорят о том, что она по-прежнему чувствовала себя скорее помещицей, какой была в захудалой Курляндии, чем русской императрицей.
Русский трон терпеливо ждал достойного преемника или достойной преемницы Петра Великого.

Опубликовано – журнал «Шарм», № 67, июль, 2002.

НА ГЛАВНУЮ
к оглавлению